Смольный телефон горячей линии: Smolny Institute, Saint Petersburg | Ticket Price | Timings

В репертуаре певцов также есть заглавные партии в «Рамо 9».0005 Pigmalion , Lullys Atys и Stravinskys Eedipus Rex , Phronimos in Bortnianskys Alcide , а также вокальные части в Stravinskys Les Noces и Sacred Compositions, Bach, Schütz, Hander, Mozart, Mozart, Mozart, Mozart, Mozart, Mozar Мендельсон, Орф, Бриттен и Ллойд Уэббер.

В 2015–2023 годах Борис Степанов был солистом Михайловской оперы. В Михайловском театре исполнял теноровые партии в операх Вольфганга Амадея Моцарта, Джоаккино Россини, Джузеппе Верди, Жака-Франсуа-Фроменталь-Эли Галеви, Руджеро Леонкавалло, Антонина Дворжака, Леоша Яначека, Петра Чайковского.

Артур Рэнсом · LRB 24 сентября 2009

‘Рэнсом, когда он появился, оказался любезным и привлекательным мужчиной, с пышными светлыми усами, как сито, румяным цветом лица, большим ртом, из-за которого чаще всего торчащая трубка и сердечный нрав.» Малькольм Маггеридж сразу же полюбил Артура Рэнсома, когда впервые встретил его в Каире в 1929 году. Философ Р.Г. Коллингвуд, близкий друг их общего детства в Озерном крае, отдал Рэнсому все свои сбережения на оплату судебных издержек, когда на него подал в суд неизлечимо тяжбый лорд Альфред Дуглас. Эдвард Томас был предан ему. Джон Мейсфилд пил с ним кларет за чаем, когда они вместе пели морские лачуги на кухне у матери Рэнсома.

И Рэнсом понравился большинству людей; он не был разборчив. В самом деле, он был склонен к мгновенному и прочному поклонению герою, от которого ничто не могло его отвратить, ибо он также имел упрямое убеждение в собственной правоте. Его невинный эгоизм подкреплялся верой в то, что он отличный парень, который не может сделать ничего плохого.

В течение многих лет место Рэнсома как божества-сосателя трубок в детской литературе казалось незыблемым. Самые последние приключения Джона, Сьюзан, Титти и Роджера могли быть благополучно переданы в руки самого впечатлительного ребенка, а благоразумные родители передавали их каждые рождественские каникулы между 19 и 19 годами.30 и 1943:

Но был и совсем другой Артур Рэнсом, безжалостный и неутомимый пропагандист большевиков и их Революции, двойной агент, за которым одновременно ухаживали Ленин и лорд Керзон, человек, чье полное отсутствие угрызений совести сбивало с толку шпионов Востока и Запад одинаковый. Я думаю, что этот другой Рэнсом был впервые представлен вниманию общественности Дэвидом Котом в

Следует сразу сказать, что большая часть доказательств никогда не была секретной, поскольку они изложены в собственных статьях Рэнсома для Daily News и Manchester Guardian (его ранние материалы часто перепечатывались в New York Times). ), и в его просоветских памфлетах От имени России (1918), Шесть недель в России (1919) и Кризис в России (1921), и лишь наполовину прикрыт в его автобиографию, которая в любом случае была опубликована посмертно в 1976. Именно Рэнсом возглавляет парад полезных идиотов Кота на первой странице его первой главы.

Чемберс рассказывает, по сути, ту же историю, что и Броган, хотя его акценты иные. Большая часть его страниц сосредоточена на приключениях Рэнсома в России и на Балтике, а в конце довольно небрежно упоминается его карьера детского писателя. Он откровенно заявляет, что, когда в возрасте 45 лет Рэнсом начал писать книги, за которые его теперь помнят, «самый интересный эпизод его жизни, с точки зрения биографа, уже закончился». картина, и его прикосновение увереннее. Чемберс колеблется в мелочах, запутываясь, например, в именах и должностях сотрудников министерства иностранных дел, колеблясь между лордом Сесилом и сэром Робертом Сесилом для лорда Роберта Сесила, сэром Эсми вместо Эсме Ховард и сэром Кавендишем Бентинком для Виктор Кавендиш-Бентинк. Если говорить более серьезно, Маггериджа описывают как «восторженного апологета Сталина», хотя на самом деле он не был в России три месяца до того, как написал Беатрис Уэбб, тете своей жены, о своем «непреодолимом убеждении, что правительство и все его означает . . . есть зло и отрицание всего, что мне дорого в жизни». Чемберс также иногда питает слабость к клише: «В 1914, Сербия стояла по отношению к великим державам Европы очень похоже на спичку рядом с бочкой, начиненной порохом».

Рэнсом отправился в Россию в первую очередь, чтобы сбежать от своей жены Айви. Он ненавидел Айви безжалостно, позже назвав ее «воплощением дьявола и ничем иным». Не все согласились. Айви глубоко восхищалась своим мужем и помогала ему в работе, а также вела домашнее хозяйство, пока он пропадал, чтобы отправиться на долгую прогулку или навестить своих друзей. Из них двоих жена Эдварда Томаса, Хелен, отдавала предпочтение Айви и считала, что Артур превращается в невыносимого Супермена. Артур отказывался видеть их единственного ребенка, Табиту, на протяжении всего ее подросткового возраста и вообще никогда не встречался с ее детьми, за исключением того случая, когда Табита обманом заставила его приехать к ней в Сомерсет и познакомила его с его внучкой Хейзел, которой к тому времени было 18 лет. Рэнсом был в ярости из-за эту уловку и умчался на станцию ​​Тонтон, отказавшись от предложения Табиты подвезти. У него действительно была замещающая семья в виде реальной Сьюзен, Титти и т. д., детей сестры Коллингвуда Доры, но в старости он тоже отвернулся от них. Его привязанности к семье были ограничены.

Но его политические привязанности были безграничны. На Февральской революции он сидел в первом ряду, наблюдая за осадой Литовского замка со своего рабочего стола. Он никогда не отличался мужеством, трижды побывал на Восточном фронте и попал под обстрел во время наблюдения за полем боя с русского биплана. Как и многие другие иностранные наблюдатели, он приветствовал падение царя: «Невозможно, чтобы люди, не жившие здесь, знали, с какой радостью мы пишем о новом русском правительстве». в дюжине других случаев мистер Керенский спасал положение.» Рэнсом был на Финляндском вокзале, чтобы увидеть возвращение Ленина; и вскоре у него появился новый герой. Ленин был русским Оливером Кромвелем, скромным, простым человеком; каждая морщинка на его лице была «стриной смеха». Два года спустя Рэнсом отразил в Шесть недель в России : «Идя домой из Кремля, я пытался вспомнить любого другого человека его калибра, который обладал бы таким же радостным темпераментом. . . Я думаю, причина должна заключаться в том, что он первый великий лидер, который полностью обесценивает собственную личность. У него совершенно нет личных амбиций».

Во время Октябрьской революции Рэнсом вернулся в Англию, ловил рыбу и предпринимал вялые попытки уладить отношения с Айви. Он вернулся в Россию как раз вовремя, чтобы увидеть, как большевики разгоняют избранное Учредительное собрание, зрелище, побудившее его написать: «Говорю вам, я хожу по этим отвратительным, немытым, забитым горами грязью, забитым снегом улицам в ликовании. Это все равно, что ходить по Уэзерламу или Росистым утесам, когда будущее человечества расстилается перед тобой, как предгорья Озерной Страны». Как только Ленин стал выглядеть победителем, Рэнсом без оглядки бросил Керенского и парламентскую демократию. Подавление Собрания было не просто прискорбной необходимостью, это был славный момент в истории. Слушая изложение другого своего нового героя, Троцкого, «я чувствовал, что охотно отдал бы остаток своей жизни, если бы можно было разделить ее на минуты и отдать людям в Англии и Франции, чтобы те маловеры, которые говорят, что русская революция дискредитирована, могли бы хотя бы на одну минуту разделить с каждым этот замечательный опыт».0003

Когда в августе 1918 года Фанни Каплан застрелила Ленина, Рэнсом поспешил составить некролог, в котором описал, как простые крестьяне почитали Ленина как святого. В данном случае некролог не понадобился. Когда Ленин умер в 1924 году после третьего инсульта, Рэнсом также написал некролог, который появился в Guardian . Ленин был «как маяк, сияющий в тумане». Ему никогда не приходило в голову, что революция находится только в его руках или что он хоть на мгновение одобрял ненужные убийства от своего имени. Конечно, другие энтузиасты говорили то же самое тогда и позже (Линкольн Стеффенс, Уэббы, Г. Дж. Уэллс, Уолтер Дюранти из Девяти0057 New York Times , Бернард Шоу), но именно Рэнсом первым придумал те блестящие фразы, которые так долго засели в сознании западного человека. Таким образом, он был ценным товаром, как быстро понял его великий друг Карл Радек, главный гений Коминтерна. Для непостоянного британского агента в Москве Роберта Брюса Локхарта Рэнсом мог быть всего лишь неисправимым сентименталистом, «Дон Кихотом с усами как у моржа», но это как раз то, что было нужно большевикам: пропагандист, который не был одним из них, но явно добросердечный и искренний. Брошюра Рэнсома От имени России был написан в тесном сотрудничестве с Радеком и распространен русскими агентами среди союзных войск. И когда Ленин возразил, что «Шесть недель в России » не соответствует линии партии, Радек указал, что это «первое написанное, которое показало большевиков как людей».

Рэнсом прекрасно знал священные тексты марксизма-ленинизма. Вместо этого у него был повествовательный дар и чутье на местный колорит. Он был одним из пионеров интервью со знаменитостями. Как соблазнительно он описывает простую мебель Троцкого в его кабинете в Смольном институте, отмеченную только бумажкой, приколотой к двери со словами «Нарком иностранных дел». По поразительной голове великого человека с высоким лбом и живыми глазами Рэнсом мгновенно делает вывод, что это человек, который не сделает ничего, что не послужит наилучшим образом революционному делу, которое находится в его сердце. Статная секретарша Евгения Шелепина, ростом более шести футов на высоких каблуках, делает записи во время этого первого из многих интервью. Позже Рэнсом и Евгения, ища кого-нибудь, чтобы проштамповать его телеграмму, обнаруживают, что цензор кивает над горшком с картошкой на примусе, из которого поднимаются клубы черного дыма. Евгения и ее сестра Ироида приглашают Рэнсома остаться и выпить чаю. Вся сцена такая восхитительно невинная и русская.

Вскоре Рэнсом покидает свою темную, холодную комнату в отеле «Элит» и переезжает в купеческий дворец, который делит с Радеками и девушками Шелепиными. Он с открытым ликованием описывает жалкий ужас миллионера, которого выселяют. Забавный случай записан в его блокноте под заголовком «Реквизация квартиры». В конце концов, Евгения тайно вывозится из России, чтобы стать второй женой Рэнсома и провести остаток своей жизни, готовя чай в Озерном крае. Вместе со счастливой парой тайно вывезены 35 бриллиантов и три нити жемчуга, которые должны быть проданы для финансирования деятельности Коминтерна на Западе. Рэнсом отрицает, что знает об этих предметах багажа, но он опытный игрок. На предыдущем выезде он вывез контрабандой три миллиона рублей наличными для шведского Коминтерна. Иройда остается в России. Она поступает в ЧК и в 19№ 26 назначен заместителем начальника Московского областного исправительно-трудового лагеря. Она продолжает занимать этот ответственный пост в оживленной части ГУЛАГа до начала 1930-х годов.

Мы не должны думать, что Рэнсом как иностранный корреспондент каким-то образом был огражден от мрачной реальности. Наоборот, его бесподобные связи давали ему доступ к самым страшным ужасам. Кроме того, он был энергичным репортером, который всегда хотел убедиться во всем сам. Он видел, например, в компании с Яковом Петерсом, № 2 в ЧК, ужасные последствия расправы ЧК над анархистами. Брюс Локхарт отправился в еще одно турне с боссом Петерса, Феликсом Дзержинским, и написал ужасающий отчет о крови и нищете. Но Рэнсом (которого мальчиком в Лидсе научил кататься на коньках изгнанный князь Кропоткин) полностью одобрял действия Дзержинского: «Совет наконец показал себя способным искоренить движение, которое все предыдущие правительства не осмеливались трогать». Несмотря на симпатию ко всем большевистским вождям, Рэнсом питал особую слабость к Дзержинскому: «Он много побывал в тюрьмах [при царе], где отличался настойчивым желанием взять на себя неприятный труд других преступников, таких как в качестве очистки камер и опорожнения помоев» 9.0003

В целом, сказал Рэнсом своим читателям, ситуация в России далеко не так плоха, как ее изображали. У него были анекдоты, доказывающие, что сообщения о терроре в сельской местности были сильно преувеличены. Массовый террор и так был невозможен в России, «потому что его не может быть, если массы не чувствуют склонности к террору, а они этого не делают». Диктатура пролетариата означала, что каждый трудящийся мог отдать свой голос. Что же касается свободы слова, то «я еще не встречал русского, которому можно было бы помешать говорить все, что он хочет, когда захочет, какими бы угрозами или опасностями он ни был» 9.0003

Рэнсом был полезен не только как пропагандист. Какое-то время он казался большевистскому руководству их лучшим, если не единственным контактом с Западом. Когда Ленин был в отчаянии от того, что мирные переговоры в Брест-Литовске могут вот-вот сорваться и оставить Россию в ловушке войны, которая уничтожит большевиков, Рэнсом был одним из двух жителей Запада, которых он телеграммировал, умоляя их искать поддержки у их послы. Другим был полковник Рэймонд Робинс, глава американского Красного Креста, которого лучше всего запомнили за его мнение о том, что Троцкий был «сукиным сыном четырех родов, но величайшим евреем со времен Иисуса Христа». В какой-то момент Ленин дал Рэнсому три интервью за три недели. Когда Брюс Локхарт рассказал ему о планах союзников по военной интервенции в России, Рэнсом пошел прямо к Ленину, по сути, чтобы предупредить его.

Удивительно то, что вторую половину своего пребывания на Востоке Рэнсом был также аккредитованным британским агентом, первоначально нанятым по предложению министра иностранных дел Артура Бальфура, на которого произвела впечатление статья Рэнсома о его первом встреча с Троцким. Министерство иностранных дел так же отчаянно нуждалось в любых контактах с большевиками, как большевики отчаянно нуждались в любом ключе к разгадке намерений Запада. Через какое-то время действия Рэнсома стали вызывать некоторые опасения, и у него было несколько угрожающих интервью с Рексом Липером в Министерстве иностранных дел и главой специального отдела сэром Бэзилом Томсоном, который поддался его обаянию. Даже те чиновники, которые пренебрежительно относились к его характеру и подозрительно относились к его мотивам, в основном соглашались с тем, что ему следует разрешить вернуться в Россию. И новый министр иностранных дел лорд Керзон тоже согласился. Таким образом, не могло быть и речи о расстреле Рэнсома за измену, как настаивал полковник Нокс, британский военный атташе в России, или даже о судебном преследовании, поскольку он был нанят с одобрения двух министров иностранных дел и при полном знании всех своих подопечных. взгляды и деятельность, включая контрабанду.

Роковая привлекательность наличия мужчины внутри пересилила обычную осторожность. В Министерстве иностранных дел только Липер, позже основавший Британский совет (а не Совет по делам искусств, как выразился Чемберс), казалось, осознавал ущерб, который Рэнсом нанес и мог продолжать наносить в качестве мягкого пропагандиста. И даже скептически настроенный Липер утешал себя тем, что «мистер Рэнсом не агент большевиков». У него не хватило ума разглядеть их». Британский поверенный в России сэр Фрэнсис Линдли взорвался: «Вы, кажется, не понимаете, что эти люди — наши враги». извините, потому что он был таким явно толстым.

Чемберс, похоже, тоже сбит с толку. В конце книги он не может решить, был ли его объект двойным агентом, или посредником, или просто одним из полезных идиотов Ленина. Но наверняка ответ в том, что он был всеми тремя. Иллюзия состоит в том, чтобы воображать, что для того, чтобы быть эффективным, агент должен быть (а) скрытным и (б) разумным; и что двойной агент должен быть вдвое секретнее и вдвое умнее. Рэнсом был одновременно плотным и прозрачным; все всегда знали, что он задумал, и предполагали, что из-за того, что он такой глупый, его действия могут быть обращены в их пользу. Временами он сильно напоминает мне Уильяма Бута из Scoop , невинный деревенский писатель, который оказывается вовлеченным в запутанные и ужасные события в очень странной стране. Ранние работы Рэнсома, в конце концов, включали Pond and Stream и Highways and Byways in Fairyland , что вполне соответствует Lush Places от Boot.

Но мало кто считался с замечательной энергией и изобретательностью Рэнсома, когда дело касалось его собственного самосохранения. Он мог очаровать выход из любого затруднительного положения. Он также временами напоминает мне П.Г. Антигерой Вудхауза, Стэнли Фезерстоунхау Укридж, со своим пенсне из проволоки имбирного пива, неопрятной одеждой и полным отсутствием угрызений совести. Как и у Укриджа, планы Рэнсома неизменно терпели неудачу, но он всегда возвращался обратно.

Существенной частью его набора для выживания было полное отсутствие вопросов к себе, будь то его двойная роль или его изменчивая привязанность к российской политике, сначала энтузиаст демократии и Учредительного собрания, затем ярый апологет Ленина и красный террор. Он также никогда не признавал разочарования по поводу того, что революция не оправдала первоначальных больших надежд. Даже после смерти Ленина он, кажется, не сомневался в более поздних событиях, поскольку один за другим его старые друзья — Зиновьев, Бухарин, Радек и, наконец, Троцкий — были расстреляны или забиты до смерти. Во время своего последнего визита в Россию в 1928 августа он освещал первые сталинские чистки и находил их прискорбными, но необходимыми, ворча лишь на то, что члены ЦК стали теперь слишком грубыми, на его вкус.